«Любвеобильный, кроткий архипастырь и стойкий борец за Православие»

(Епископ Охотский Даниил (Шерстенников), попечитель Читинско-Забайкальской епархии в 1924-1927 гг.)

Прошедшее столетие, XX в., ставшее для Русской Церкви временем величайших испытаний, целой эпохой православного исповедничества, можно было бы, в известном смысле, назвать апостольским. Как и во времена Свв. Апостолов, за верность Христу приходилось платить многим жизненными благами, а нередко и головой, и, как и на заре христианской истории, немногие христиане должны были существовать посреди язычников, богоборцев и безбожников. С прискорбием приходится признать, что, как это не удивительно и не ужасно, Россия, православная страна, за какой-то десяток лет (и даже меньше), прошедший после 1917 г., скатилась в бездну безбожия, переходящего порой в откровенный сатанизм. Истину православной веры приходилось отстаивать ежедневно и ежечасно, каждый христианин становился, в большей или меньшей степени, и исповедником, и миссионером в царстве тотального атеизма. И, разумеется, более всего это касалось священников, и еще более – Архиереев.

В этом смысле, личность Преосвященнейшего Даниила (Шерстенникова), Епископа Охотского, совершавшего подвиг своего святительского служения в 20-е гг. XX в., может быть названа «типичной» - настолько, насколько это слово вообще корректно применять, говоря о православном подвижничестве. По воле Божией, всё время, которое при советском режиме Владыка Даниил провёл на свободе, он посвящал непрестанным архипастырским трудам, управляя, как правило, сразу несколькими епархиями. Нет нужды лишний раз повторять, что представляло собой епископство в советской России, во времена жесточайшего террора и внутренних смут и расколов; апостольские времена требовали апостольского же служения, яркий пример которого и явил Епископ Даниил.

Не имея возможности осветить весь путь земной жизни Преосвященного Даниила, мы предлагаем рассмотреть один из самых замечательных, и малоизвестных периодов – время, когда он возглавлял Читинско-Забайкальскую епархию (1924-1927 гг.), ставшее также временем фактического её возрождения.

В 1922 г. к Камчатской епархии был присоединён Охотский уезд, после чего была создана Охотская викарная кафедра. Первым Епископом, занявшим её, стал Преосвященнейший Даниил (Шерстенников), до того бывший кафедральным протоиереем и благочинным камчатских церквей. В том же году он впервые был арестован. По всей видимости, до 1924 г. Владыка находился в заключении. 25 декабря 1923 г. он был доставлен в Читу, а 14 февраля 1924 г. Епископ Даниил вышел на свободу, получив приказ проживать по месту освобождения.

В некоторых источниках дату архиерейской хиротонии Преосвященнейшего Даниила относят почему-то к 1920 г., причём называют его «Епископом Читинским, викарием Забайкальской епархии». Исходя из того, что Чита всегда была кафедральным городом Читинско-Забайкальской епархии, а единственная викарная кафедра, имеющаяся в её пределах, находилась в г. Селенгинске, можно сделать вполне однозначный вывод о недостоверности этой информации. Кроме того, сведения, касающиеся времени прибытия в Читу Преосвященного Даниила, и назначения его попечителем Забайкальской епархии, восстановлены нами на основании материалов епархиальных архивов, в том числе – архиерейского послания, написанного самим Владыкой.

В послереволюционные годы положение хотя бы одной православной епархии в России едва ли могло быть названо отрадным. Забайкалье не было исключением, и состояние церковных дел здесь было весьма непростым, а в чём-то даже худшим, чем в иных российских краях. Пережив относительно спокойно две волны богоборческого террора, 1918-1921 гг. (время «военного коммунизма»), и 1922-1923 гг. (кампания «по изъятию церковных ценностей») вне большевистских владений, в ноябре 1922 г. Читинско-Забайкальская епархия оказалась на территории советской России. Антицерковные акции, начатые ещё коммунистическим правительством Дальневосточной республики, теперь, уже не прикрываясь фиговым листком «демократичности» «красного буфера», и были доведены большевиками до конца. Исчезли церковные издания и организации, существовавшие в Забайкалье ещё в 1922 г. Именно тогда, последам большевистских отрядов, за Байкал прибыли первые раскольники-обновленцы.

Обновленчество, или, как его тогда называли, «живизм», стало в Читинско-Забайкальской епархии настоящей духовной чумой; очевидно, что раскольникам удалось здесь добиться больших успехов, чем во многих иных российских епархиях. Как и во всех советских владениях, они пользовались поддержкой властей. Прибывший весной 1923 г. обновленческий «архиепископ» Михаил Орлов сразу же получил в своё распоряжение кафедральный Александро-Невский Собор г. Читы. Тяжким ударом по Епархиальной церкви стало решение единственного тогда православного Архиерея, находившегося в Чите и управлявшего Забайкальской епархией, Селенгинского Епископа Софрония (Старкова), признать обновленческое «высшее церковное управление» (ВЦУ). 30 апреля 1923 г. он сделал заявление о возможности «канонического общения» с раскольником Орловым. В том же году, когда ясно выявилась раскольническая и антиправославная сущность обновленчества, Преосвященный Софроний принёс покаяние, и вскоре был арестован и отправлен в заключении в Соловецкий лагерь. Православное забайкальское духовенство было обезглавлено; достоверной информации о том, что совершалось в Московской Патриархии, не было. Одновременно укрепляли свои позиции обновленцы, пользовавшиеся поддержкой большевиков. Лишь немногие священнослужители (в Забайкалье такими были буквально единицы) не уклонились тогда в раскол.

В это время Владыка Даниил, освобождённый из заключения, поселяется в Чите. На его глазах совершался организованный М. Орловым обновленческий погром читинских православных приходов, (характеризуя его, Епископ Даниил употребляет слово «разгром»). Православных христиан избивали, силой выбрасывая из храмов. Пик обновленческого буйства приходится на лето 1924 г., когда все читинские храмы были отобраны раскольниками-«живистами». Очевидно, впрочем, что значительная часть верующего народа осталась не обманутой обновленцами. Немало священников, подчинившись Орлову, за Литургией его, как правящего Архиерея, не поминали, никаких еретических новшеств не вводили, а свою принадлежность к обновленчеству считали «временной» и только «административной» (хотя, конечно, и сами они понимали, что канонически их позиция всё равно остаётся раскольнической.)

Оказавшись практически единственным православным Архиереем, находившимся в Чите, Преосвященнейший Даниил, судя по всему, ещё до официального назначения его Св. Патриархом Тихоном временным попечителем Забайкальской епархии, произведённого 5 декабря 1924 г., принимал участие в местных церковных делах. Разумеется, Владыка Даниил отнюдь не простирал «своея власти на Церкви, за пределами своея области». По имеющимся сведениям (весьма скудным, к сожалению), в это время он выступает как миссионер, разъясняя народу Божию различия Православия и обновленческой ереси, отвечая на многочисленные вопросы, накопившиеся у православного священства и мирян. Можно представить себя, сколь напряжённой была обстановка тогда в Читинско-Забайкальской епархии – терзаемой раскольниками различных толков, лишённой правящего Архиерея, при почти полном отсутствии сколько-нибудь точных сведений о Святейшем Патриархе, православном епископате и всех принимаемых церковной властью решениях. Не будем забывать и о том, что от Читы до Москвы – около 6000 км., и если в центральной России можно было попытаться добраться непосредственного до Первосвятителя, или до других православных Епископов, то читинцам это сделать было намного труднее. Поэтому так важно было для православных забайкальцев каждое слово Епископа Даниила, и впоследствии, по прошествии нескольких лет, о нём будут тепло вспоминать забайкальские священники: «…сердечное спасибо Владыке Даниилу за его отзывчивость, не любил держать людей в недоумении, а старался тотчас же письменно исправить дело и утешить» (Священник Алексий Литвинцев, 1929 г.)

Будучи назначенным Свт. Тихоном попечителем Читинско-Забайкальской епархии, Преосвященнейший Даниил сразу же приступает к активной работе по восстановлению парализованной обновленческим расколом епархии. Одним из первых шагов, предпринятых Владыкой, было создание, ещё в конце 1924 г., противообновленческой миссии. Назначаются священники-миссионеры, которым определяются районы их деятельности в Забайкальской епархии, производится сбор необходимой информации. Исключительный успех обновленцев в Забайкалье во многом объяснялся незнанием большинством людей положения Православной Церкви в тот момент, и религиозным безразличием определённой части верующих (не считая иных, общеизвестных, причин распространения обновленчества – в том числе, и поддержки властей). Решить вопрос о том, кто был канонически законным Архиереем, простым прихожанам, когда «три Епископа, как-то в Чите 2а и 1ин в Нерчинске», было довольно сложно. Когда же начали распространяться известия о появлении в Чите истинно православного Владыки, приходские общины постепенно начинают отходить от «живистов» и возвращаться ко Св. Церкви. Очевидно, что обновленцев терпели постольку, поскольку большинство верующего забайкальского народа не мыслило своей жизни без Церкви, без церковного Богослужения, обращая, впрочем, внимание в основном на внешнюю, обрядовую сторону. Поэтому, когда не оказывалось православных пастырей, прибегали к раскольникам-«живистам», однако отношение к ним было недоверчивое и даже пренебрежительное.

Обновленческое «духовенство», по словам Священника-миссионера Апполинария Шастина, делилось на две категории: священнослужители православного рукоположения, которые уклонились в раскол и могли скоро принести покаяние, и орловских ставленников, которые «будут до конца продолжать возложенную на них живизмом обязанность». Как уже упоминалось, первого не миновало едва ли не абсолютное большинство забайкальского священства, и, действительного, очень многие вскоре стали возвращаться из раскола.

Средоточием молитвенной жизни Читы и всей Забайкальской епархии становится в это время старый Казанский Собор, возвращённый Церкви в ноябре 1924 г., бывший тогда единственным православным храмом в городе. Вероятнее всего, власти к этому побудило желание исправить слишком явную несправедливость, когда меньшинство раскольников заполучило все городские церкви, и намерение создавать постоянные противоречия в религиозной сфере, не допуская усиления не православных, ни обновленцев. Примечательно, что соборная церковь во имя иконы Божией Матери Казанской никогда не испытывала недостатка в прихожанах. Впоследствии в своём отчёте о религиозно-нравственном состоянии Читинского благочиния (1929 г.) о. Василий Бенкогенов, характеризуя предшествующие несколько лет, отметит, что «храм, правда небольшой, в дни воскресные во время богослужений был всегда полон, а в великие церковные праздники не вмещал всех молящихся, почему даже зимой иногда молящиеся в течение той или иной части богослужения молились на паперти, на наружном крыльце храма и даже напротив открытых окон…»

За полгода, к июню 1925 г., Епископу Даниилу удаётся фактически восстановить Читинско-Забайкальскую епархию. Из 227 общин, изначально бывших православными, к 3 июня 1925 г. Владыке Даниилу подчинялось до 50-и, и буквально с каждым месяцем количество приходов, отвергавших обновленчество, увеличивалось.

Дальнейшее развитие получает миссионерская деятельность Читинско-Забайкальской епархии. В православных храмах возносятся молитвы об обращении раскольников; пишутся и распространяются воззвание против живистов, появляются работы, содержащие критический анализ публикаций обновленцев. Первые упоминания о подобной деятельности встречаются (в известных нам на сегодняшний день источниках) не ранее 1926 г., однако вполне вероятно, что, во всяком случае, молитвы о воссоединении с Церковью отступников возносились и ранее.

Нередкими были диспуты между православными и обновленцами, причём, по всей вероятности, в них периодически принимал участие сам Епископ Даниил. Публичная полемика, весьма модная тогда в советской России, представляла в руках людей не слишком высоконравственных (каких как раз и немало было среди обновленцев) хорошее средство для всяческих провокаций. Имели место попытки посредством нечистоплотных приёмов дискредитировать и Владыку Даниила. Например, 1 декабря 1925 г., когда в Читу заехал раскольничий «митрополит Дальнего Востока» Василий Смелов, в городе развешали афиши с приглашением на «религиозный диспут» между ним и Преосвященнейшим Даниилом, которого об этом предварительно не оповестили. Расчет был крайне прост – Владыка просто не мог физически успеть подготовиться к встрече, и его отсутствие можно было использовать для получения известного пропагандистского эффекта. Преосвященный Даниил, однако, легко вышел из неприятного положения: когда до него дошли сведения о предприятии обновленцев, он, изложив причины невозможности своего участие в споре и отметив некорректность подобных действий, сам вызвал В. Смелова на религиозный диспут.

Организация миссионерской противораскольнической работы постоянно затруднялась различными административными препятствиями со стороны властей. Очевидно, что, как и по всей России, в Забайкалье коммунисты сознательно старались создавать определённый дисбаланс сил Церкви и обновленцев в пользу последних. И если раскольники могли вполне свободно печатать и распространять свои послания (не говоря о том, что существовало немало, по советским меркам, обновленческих изданий), то православным это сделать было затруднительно. Позиция властей была откровенно издевательская; так, «Критический разбор обновленческого воззвания», написанный к 8-му сентября 1926 г., возвратили из «Окрлита» лишь 30 марта 1927 г. – с пометкой «не разрешается». Поскольку двери типографий для православного духовенства были закрыты, православные священники, по благословению Владыки Даниила, изготовляли копии подобного рода посланий посредством печатной машинки.

18 ноября 1926 г. Преосвященнейший Даниил был назначен управляющим Иркутской епархией, а попечение о епархии Забайкальской Заместитель Патриаршего Местоблюстителя, Высокопреосвященнейший Сергий (Страгородский) передал Епископу Евсевию (Рождественскому), проживавшему на покое в г. Иркутске. Пробыв ещё немного времени в Чите и сдав дела о. благочинному, Протоиерею Иннокентию Томилину, Владыка Даниил 6-го декабря выехал в Иркутск. Однако на этом не завершились архипастырские заботы Преосвященного Даниила о Забайкалье. Владыка Евсевий, по получении им указа Митрополита Сергия, сразу же начал ходатайствовать об оставлении его на покое, и отказывался принять на себя управление Читинской епархией. Забайкалье вновь оставалось без правящего Архиерея, и потому Епископ Даниил, уступая просьбам читинского духовенства и мирян, 1 февраля 1927 г. согласился взять на себя управление Читинско-Забайкальской епархией (хотя в то время он являлся управляющим Иркутской и Камчатской епархиями.)

Положение в Забайкалье, как и во всей Русской Церкви на территории СССР, было непростым, хотя отнюдь и не таким мрачным, как в 1924 г. К 1927 г. (к марту месяцу) количество православных общин в Читинско-Забайкальской епархии достигло 150-и, объединённых в 14-и благочиниях; под контролем обновленцев находилось не более 80-и общин. В самой Чите 3 ноября 1926 г. из автокефалистского раскола возвратился Михайло-Архангельский приход (и, таким, образом, количество православных читинских храмов удвоилось). Но, несмотря на все добрые перемены, происшедшие в Забайкалье, раскол отнюдь не исчез совершенно. Обновленческих «архиереев» было уже четверо, расположившихся в Чите, Верхнеудинске, Сретенске и Троицкосавске. Усиливается пропаганда раскола. По прежнему продолжает свои «гастроли» «митрополит» В. Смелов, а в самой Чите был «особый миссионер – проповедник обновленчества», «бывший обновленческий лжеепископ Николаев». Активно и небезуспешно действовал в Чите раскольнический «архиепископ» Михаил Трубин. При отсутствии православного Епископа в Забайкальской епархии раскольники вполне могли достаточно быстро восстановить своё, недавно ещё столь «блестящее», положение. Православное читинское духовенство в начале 1927 г. было очень обезпокоено новым обновленческим наступлением, и в послании, направленном Владыке Даниилу 11 февраля, содержалась просьба «в ближайшие же дни перенести…резиденцию из Иркутска в г. Читу, где православию угрожает серьёзный натиск со стороны новых руководителей обновленчества». Лишившись архипастырского окормления, читинское духовенство чувствовало себя осиротевшим, созвучно словам Св. Евангелия: «поражу пастыря, и рассеются овцы стада» (Мф. 26:31). Вновь, как и в 1923-1924 гг., епархия могла быть обезглавлена, становясь добычей расколоучителей.

1927 г. стал последним годом в земной жизни Епископа Даниила, когда он пользовался хоть какой-то гражданской «свободой». Ещё в начале апреля он нёс своё архиерейское послушание, управляя сразу несколькими епархиями, но, вероятно, уже через месяц был лишён этой возможности, подвергнувшись новым репрессиям со стороны безбожных властей. Владыка был отправлен в «административную ссылку» на Соловки (что, вероятно, означает заключение в известном Соловецком лагере), затем в Коми, а последним местом его проживания стало с. Поля «на линии Мурманской желдороги». Многие годы архипастырских трудов и исповеднических страданий подорвали здоровье Владыки, терзаемого несколькими, весьма тяжкими, недугами (болезнь сердца, астма, ревматизм, сильный геморрой, малокровие), однако не изменили горящего любовью к Богу сердца великого подвижника. И, находясь в ссылке в с. Поля, где единственная церковь была захвачена обновленцами, Преосвященнейший Даниил ходил к Богослужению в православный храм в с. Чекуево, расстояние до которого составляло примерно семь вёрст.

После того, как Епископ Даниил был арестован, духовенство и миряне Читинско-Забайкальской епархии (и, вероятно, и иных епархий, где Владыка когда-либо служил) продолжали поддерживать с ним связь, стараясь, по мере сил, материально поддерживать его в заключении. Исходя из этого, можно предполагать, что сведения о нём, содержащиеся в епархиальных документах конца 20-х – начала 30-х гг., вполне достоверны.

Первого февраля 1932 г., за два месяца до срока окончания ссылки, Преосвященнейший Даниил, Епископ Охотский, отошёл ко Господу. Похоронен он был на кладбище упомянутого села Поля. Примечательно, что отпевание его совершил местный обновленческий «протоиерей» Иоанн Доброжаевский. Епископ Марк (Боголюбов), управлявший тогда Забайкальской епархией, получив известие о кончине Владыки Даниила, отметил, что «среди верующих сохранилась о Епископе Данииле память, как о молитвеннике, аскете, любвеобильном, кротком архипастыре и стойком борце за Православие».

Даже рассматривая лишь только то время, когда Преосвященный Даниил управлял Читинско-Забайкальской епархией, убеждаешься, что это был истинный православный Епископ – преемник Христовых Апостолов, Архиерей «целомудрен, благочинен, честен, страннолюбив, учителен» (1 Тим. 3:2). «…переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твое» (2 Тим. 4:5) – эти слова Св. Апостола Павла наиболее точно выражают сущность жизненного пути Владыки Даниила. Его жизнь – это постоянное служение ближним, непрестанные заботы о вверенной ему пастве, и в ней невозможно отделить «общественное» (церковное) от «частного», ибо всего себя он отдал Св. Церкви. Преосвященный Даниил осуществил в своём архиерейском служении евангельский идеал епископства, по слову Спасителя: «кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою» (Мк. 10:43). В тёмные годы богоборческих гонений он сохранил свет истинной, православной веры для множества людей, во времена господства новых язычников совершая апостольское Благовестие. Без преувеличения, через его труды Бог сохранил в Забайкалье в 1920-е гг. в чистоте Православную веру, не попустив отравить её тлетворными миазмами обновленчества и иных ересей. Сегодня мы лишь догадываемся о том, сколь велик был тот духовных посев, который произвёл на забайкальской земле Владыка Даниил более восьмидесяти лет назад, но несомненно, что настоящее возрождение Читинской епархии едва ли было бы возможно без его плодов.

P.S.

В настоящий момент сравнительно невелик объём материалов, содержащих сведения о Преосвященнейшем Данииле (Шерстенникове) – причём сведения эти, как уже отмечалось, часто противоречивые, а порой и однозначно недостоверные. И, пожалуй, наибольшая распространение получила легенда, популярная среди так называемых «катакомбников», будто бы «Епископ Читинский и Забайкальский Даниил (Шерстенников), вышедший на свободу еще в конце 1953 г., тайно поселился в Барнауле». Соответствие её действительности, похоже, никем из церковных исследователей не проверялось, и потому она даже просочилась как минимум в одно, как будто православное, издание. Между тем, вопрос о том, когда и при каких обстоятельствах ушёл из этой жизни Епископ Даниил (Шерстенников), становится принципиально важным, ибо имя сего православного подвижника, среди прочих, используют сегодня в своих целях раскольники.

«Гипотетически» утверждать можно очень многое – точнее сказать, всё, что угодно, в том числе и возможность ухода Владыки Даниила в катакомбы. Однако из того, что мы знаем о его жизни до последнего ареста, бывшего не позднее мая 1927 г., ничто не говорит в пользу этой версии. Епископ Охотский Даниил, временно управлявший Забайкальской епархией, находился в каноническом подчинении, последовательно, Свт. Тихону, Патриарху Всероссийскому, Патриаршему Местоблюстителю, Св. Петру (Полянскому), Митрополиту Крутицкому, и Заместителю Патриаршего Местоблюстителя, Митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородскому). Известно, что первые катакомбники, противопоставлявшие себя как «истинно-православных» «отступническому» церковному священноначалию, появились, когда ещё Св. Митрополит Петр Крутицкий был на свободе и управлял Русской Церковью. Поскольку Владыка Даниил подчинялся ему до тех пор, пока церковное управление не было передано Митрополиту Сергию, ясно, что быть среди самых «истинных» «истинно-православных» Епископ Даниил однозначно не мог. Что же касается иных расколов и взглядов Владыки на положение Русской Православной Церкви в середине 1920-х гг., то они достаточно ясно выражены в одобренном им противообновленческом послании (от 8 сентября 1926 г.): «…митрополит Агафангел, возвращаясь с крайнего и глухого севера…не знакомый со всеми обстоятельствами и настроениями <нестроениями? – Д.С.> в жизни русской церкви…выпустил уже свое воззвание, но потом, войдя в курс церковной жизни, от своего намерения отказался в пользу того порядка, стражем которого, до освобождения митрополита Петра, являлся по поручению последнего, митрополит Сергий, которому и подчиняется теперь вся православно-русская церковь».

Разумеется, можно предположить, что Епископ Даниил (Шерстенников) отошёл от Московской Патриархии после известной Декларации Митрополита Сергия (Страгородского) от 29 июля 1927 г., уже будучи в заключении. Опровергнуть эту версия нельзя, но в равной степени её нельзя и доказать, как нельзя и подтвердить посредством её реальность катакомбнического мифа. Кроме того, если принять точку зрения апологетов этой легенды, придётся признать, что Владыка Даниила прожил ещё более двадцати лет после 1932 г. – притом, что, судя по всему, он уже тогда был немолод. Если учесть, что прожить эти двадцать лет нужно было в советских лагерях, и вспомнить все те телесные недуги, которыми страдал Преосвященнейший Даниил, то версия об уходе Владыки в катакомбы становится ещё менее вероятной.

И, наконец, если в начале 1950-х гг. в Барнауле (или где-нибудь ещё ли, не суть важно) действительно поселился Епископ Даниил (Шерстенников), то почему он называл себя «Епископом Читинским и Забайкальским», как его именуют катакомбники? Ведь он всю свою жизнь оставался Епископом Охотским, викарием Камчатской епархии, а Читинско-Забайкальскую епархию до 1927 г. официально возглавлял эмигрировавший Архиепископ Мелетий (Заборовский). Владыка Даниил был «временным попечителем Забайкальской епархии», и, как уже отмечалось, иногда управлял ещё несколькими. Если же выбирать титул по последнему месту архиерейского служения, то логичнее было бы назваться «Епископом Иркутским». Притом, конечно, невероятно предположить, чтобы Преосвященный Даниил самовольно «возвёл» себя в Читинские или Иркутские Архиереи.

Исходя из всех изложенных соображений, наиболее вероятно то, что в начале 50-х гг. минувшего столетия в Барнауле действовал какой-то самозванец. Видимо, он что-то слышал о Епископе Данииле (Шерстенникове) и его великих архипастырских трудах, преимущественно в Забайкалье, и решил использовать в своих целях авторитет давно почившего Архиерея, которого тогда должны были ещё хорошо помнить православные люди Восточной Сибири и Дальнего Востока. Очевидно, что масштаб сей неблагородной личности несоизмеримо ничтожен, в сравнении с личностью Владыки Даниила, и никакой памяти о себе, кроме глупого мифа – ещё одного доказательства недостоверности катакомбнических анналов, - «епископ»-«самородок» не оставил.

Разумеется, «совершенно», «абсолютно» и «однозначно опровергнуть» версию об уходе Преосвященнейшего Даниила (Шерстенникова) в катакомбы мы не можем. Как не можем, к примеру, однозначно «научно доказать» недостоверность мифов о «чудесном спасении» Цесаревны Анастасии и Цесаревича Алексия, и т.п. Да и едва ли нужно столь уж много внимания уделять антицерковным выдумкам. По слову Св. Апостола Павла: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их… Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь…» (Евр. 13:7,9).

Димитрий Саввин

echk@yandex.ru