Основание Посольского Спасо-Преображенского монастыря

Начиная рассказ об основании Посольского Спасо-Преображенского монастыря, более трёх веков являвшегося оплотом православной Веры на берегах Байкала (и вновь становящимся таким в наши дни), мы не можем не сказать несколько слов о тех поистине замечательных событиях, которые этому предшествовали. Господь говорит нам через Евангелие: «Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? И ни одна из них не забыта у Бога. А у вас и волосы на голове сочтены. Итак, не бойтесь: вы дороже многих малых птиц» (Лк. 12:6-7). Действие Промысла Божия как в жизни каждого из нас, так и в истории нелегко заметить потому, что повреждённая грехом человеческая природа стала нечувствительной к той благодатной помощи, которую она, тем не менее, ежемгновенно получает. Рассматривая окружающий нас мир, и, в частности, пытаясь понять причины давно минувших событий, мы ищем их в самых разнообразных сферах нашего земной жизни – психологической, культурной, политической, экономической, и очень часто не обращаем внимания на духовную сторону нашего бытия. Меж тем, именно там находятся истинные и полные ответы на все вопросы, которые ставит перед нами жизнь – как перед каждым отдельным человеком, так и перед народами.

Возникновение монашеской обители на берегах Байкала непосредственно связано с русским проникновением в Сибири вообще, и в частности, в Восточную Сибирь. Экономические мотивы проникновения русских людей в этот регион хорошо известны: поиск месторождений серебра, в котором остро нуждалось тогда Российское государство, освоение новых земель, контроль над заготовкой пушнины (что по тем временам было весьма серьёзным источником дохода) и т.п. Однако, анализируя политику русских Царей, во всяком случае, до Петра I, мы должны отметить ещё один важный момент. Московские Государи мыслили себя не просто абсолютными владыками Богом данной им земли и живущих на ней людей, но и наследниками благочестивых византийских императоров, защитниками и покровителями Св. Церкви. Ещё Св. Равноап. Император Константин определил положение Царя по отношению к Церкви и церковной иерархии, как «епископа для внешних дел». Защита истинной, православной Веры, и всемерная помощь Церкви в насаждении её – как в пределах собственного государства, так и вне оного, понималась византийскими, или греческими Императорами как их первая обязанность. После того, как отступивший от Православия, уклонившийся в унию с ветхим еретическим Римом Константинополь пал в 1453 г. от Р.Х., последней твердыней, Третьим Римом стала Москва, православное русское царство. Русская монархия с этого времени становится внешней оградой Церкви не только в масштабах московского государства, но во всём мире. В известном смысле, такое положение русских Царей и русского народа можно назвать мессианским, однако тут необходимо сделать некоторое уточнение. Мессианство, или миссия в Православии понимается не как установление господства, проповедь превосходства того или иного человека или народа, а как служение. Мессианское призвание русского народа означало его призвание на проповедь Евангелия всему миру, на служение всем народам, по слову Спасителя: «кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою» (Мф. 20:26).

Политика русских Царей была действительно христианской, хотя, конечно, мы не можем утверждать того, что дела русских Государей всегда были эталоном поведения правителя и человека с православной точки зрения. Как и все люди, русские Самодержцы были несвободны от ошибок, несвободны от греха, однако все свои действия старались строить в соответствии с преданной нам Свв. Апостолами Верой.

Российское освоение Востока, которое активно начинает развиваться со времён первого русского Царя Иоанна IV Грозного, одним из основных направлений которого вскоре становится заселение Сибири, имело, кроме общеизвестных политической и экономической сторон, ещё и духовную, религиозную составляющую. Противостояние Руси и Великой Степи означало противостояние Православия и язычества (впоследствии – Православия и ислама), и освоение новых земель, их включение в состав России соответственно равнялось их христианизации, просвещению отступников и язычников Светом Истины Христовой.

Примечательно, что освоение ряда новых территорий осуществлялось не государственными средствами и инициировалось не правительством, а происходило как будто стихийно, посредством так называемой «крестьянской колонизации», когда русские люди просто селились на пустующих землях. Именно Россия, а точнее – Русская Православная Церковь, явила миру принципиально иной вид колонизации – монастырский. Немало великих православных подвижников оставляли мир, желая послужить Богу в пустыни. Однако мир со временем отыскивал эти светильники православной христианской святости, и в новые, дотоле неизвестные земли приходили сначала новые монахи, затем селились и миряне. И вскоре, по прошествии нескольких десятков лет, в ранее безлюдных местах были уже десятки сёл и деревень, а вскоре вырастали и города. Яркий пример этого - Свято-Троицкая Лавра Прп. Сергия Радонежского, выросшая вокруг его отшельнической кельи и вызвавшая к жизни не одну деревню, и окружающий её город – Сергиев Посад. Миссионерская деятельность Свт. Стефана Пермского, просветителя зырян и вотяков («Перми»), создала в последующем предпосылки для соединения их с православным русским народом.

Православный фундамент русской жизни определял и характер внешней и внутренней политики России. Неслучайно немало народов и государств (подчас имеющих намного более древнюю, чем русская, историю и культуру – таких, как напр., Грузия) просили заступничества у русских Царей, а затем и добровольно присоединялись к России. Подлинно добровольный отказ от государственного суверенитета – такие примеры в истории встречаются крайне редко. Добровольное присоединение к России народов, не имевших с русскими общих религиозных или культурных корней (как это было в Сибири, и, кстати, в Забайкалье) – своеобразный феномен русской истории. Объяснение его представляется нам весьма простым. «Белый Царь» - православный Государь не обидит, и даже потеряв национальную независимость, жить под его «высокой рукой» легко и спокойно, или, во всяком случае, легче, чем под любым другим правителем, тем более завоевателем.

Русское освоение Сибири, даже с точки зрения марксистов, шло на пользу населявшим её народам, которые стояли на куда более низкой ступени развития, чем русские, во всех сферах: культурной, социальной, политической, экономической. Однако наибольшим преимуществом следует признать то, что вместе с русскими землепроходцами до жителей Сибири доходило и Евангельское Слово, проникал свет Святого Православия.

Мы бы непозволительно приукрасили историю, если бы сказали, будто освоение новых земель шло исключительно мирным путём. Часто колонизация превращалась в завоевание, хотя само, пусть и насильственное, присоединение к России оборачивалось впоследствии для вошедшего в состав русского государства народа многими приобретениями (о чём ещё будет сказано.) Долгое время русское воинство, двигавшееся в основном по следам первых землепроходцев и русских купцов-авантюристов, не встречало равного по силе противника, относительно легко сокрушая всех, пытавшихся оказать сопротивление. Но восточнее Байкала положение было уже несколько иное.

***

В 1648 г. монгольский хан Цысан (Цецен, Сецэн) отправил в Москву посольство, основной задачей которого было просить русского Царя принять Цысана и его людей «под свою высокую руку». Казалось бы, дело для Сибири вполне обычное. Как уже было сказано, немало народов и племён просилось в русское подданство, желая иметь от этого какие-либо выгоды, прежде всего – надёжную защиту. Однако если проанализировать ситуацию, становится ясно, что она была всё же не вполне типичной.

Цысан-хан со своими поданными кочевал преимущественно на территории северной Монголии и Забайкалья, а ставка его находилась на р. Керулен, т.е. достаточно далеко от передовых отрядов русских. Сам Цысан – потомок Чингисхана, и едва ли он забыл о том, что русские Великие Князья, предшественники нынешнего русского Царя, когда-то платили дань его предкам, а то и, бывало, на коленях перед ними стояли. Память на такие вещи, как известно, у кочевников весьма хорошая. И если даже Цысан уже понял к тому времени, что сопротивляться русским ему будет трудно, он мог просто сняться с места и уйти чуть дальше на восток (что впоследствии и будет сделано, правда, уже другим ханом.) Несомненно, он слышал о мощи и величии России – информация тогда распространялась всё же намного быстрее, чем порой представляется современным людям, да и длительные путешествия (в том числе и из Европы в Монголию) тогда не были очень уж исключительной редкостью. Однако совершенно точно знал Цысан-хан и о том, как далеко находятся основные силы русских от Забайкалья, и теоретически вполне мог надеяться на успех даже в случае военных действий. Как бы там ни было, казалось, альтернатива у него была. Но, вместо того, чтобы каким-либо образом пытаться избегнуть «холопства» русскому Государю, Цысан-хан, потомок «потрясателя Вселенной» Чингисхана, решается смиренно бить челом, дабы и его московский Царь принял в своё подданство. Несомненно, что причины у него были на то весьма и весьма веские. Сомнительно, чтобы Цысан искал какой-то материальной выгоды (хан был весьма богат – по меркам степняков.) Следовательно, в те годы существовала какая-то иная сила, настолько мощная, что смогла напугать его настолько, что он, переломив родовую гордость чингизида, предпочёл сохранить хотя бы часть своей власти и свободы под рукой Белого Царя.

Сила такая в те годы действительно существовала, и тягаться с ней Цысан-хан явно не мог. Первая половина XVII в. была временем, когда в Маньчжурии, в непосредственной близости от Забайкалья, формируется новое единое государство, монархия Цин. Объединившиеся маньчжуры вскоре начинают вторжение в ослабевший Китай, где после свержения последнего императора из династии Мин воцаряется, с 1644 г., цинская династия. Все силы маньчжуров в это время были брошены на покорение Китая, закончившееся к началу 80-х гг. XVII в., однако Цысан-хан не мог не понимать, что мирное сосуществование с таким агрессивным соседом, как цинское государство, внешняя политика которого, в сущности, была исключительно завоевательной, невозможно. Уже в 1646 г. маньчжурские войска впервые вторгались во владения Цысан-хана. Рано или поздно, причём скорее рано, чем поздно, маньчжуры должны были попытаться покорить забайкальские земли. И в этой критической ситуации Цысан-хан решается выбрать меньшее «из двух зол» - подчиниться московскому Белому Царю.

Если эта версия соответствует действительности, то необходимо признать, что Цысан-хан был очень мудрым и дальновидным политиком, предугадавшим начавшуюся в 80-е гг. XVII в. китайскую экспансию в Забайкалье. Будучи трезво мыслящим правителем, он разумно оценил сложившуюся восточнее Байкала обстановку, и нашёл единственный возможный для монгольского народа выход. Сохранить свою независимость монголы не могли; единственный выбор, который был возможен в той ситуации – это выбор той великой державы, России или Китая, под знамёнами которой можно было бы оставаться в безопасности, и сохранить свои национальные обычаи и культуру. Едва ли Цысан-хан ничего не знал о действиях маньчжуров в Китае, никогда не отличавшихся милосердием и терпимостью, и потому принял единственно возможное решение – подчиниться русскому Царю, включив свои земли в состав Российского государства.

Посольство Цысан-хана, отправившееся к русскому Государю, везло с собой весьма богатые дары, что является ярким свидетельством того, сколь большие надежды возлагал монгольский хан на эту свою дипломатическую миссию. Послов на всём протяжении их пути принимали с большим почётом, и, наконец, по прибытии в Москву они предстали перед самим Царём Алексеем Михайловичем. Самодержец ласково встретил посланцев Цысан-хана, и согласился принять его «под свою высокую руку». После того монголы ещё долго гостили в России, объехав не один русский город и лично убедившись в величии и богатстве Русского государства.

В это же время из Посольского приказа в Тобольск была отправлена грамота, предписывающая местному воеводе снарядить ответное посольство к Цысан-хану. Примечательно, что русским послами, да и вообще служилым людям было указано действовать мирно, не обижая монгольское население, дабы все дела их были «царскому имени…к чести и к повышению». Посланцы русского Государя должны были, по прибытии в Цысану, привести его к присяге на верность русскому Царю, т.е. официально объявить о присоединении управляемого им монгольского племени к России. Посольство было сформировано в конце 1649 г., после чего вместе с людьми Цысан-хана отправилось в Забайкалье. Возглавлял его боярский сын Ерофей Заболоцкий.

В силу различных обстоятельств дипломатическая миссия ехала относительно медленно, и лишь к осени 1650 г. послы добрались до Байкала. Переправившись к его восточному берегу, несколько человек из посольства Цысан-хана (за исключением Седика, оставшегося с Заболоцким) и русских служилых людей отправились известить монгольского владыку о прибытии высоких гостей. Остальные же остались на судне-дощанике, рассчитывая в скором времени дождаться гонцов от Цысана.

Однако подвод, которые должен был прислать монгольский хан, всё не было. Прошёл сентябрь месяц, дальше оставаться на дощанике было сложно, и 7 октября Ерофей Заболоцкий со своим сыном Кириллом (также участником посольства), подьячим Василием Чаплиным, казаками Василием Бессоновым, Терентием Сосниным, Яковом Скороходовым, Афанасием Сергеевым и промышленным человеком Сергеем Михайловым сошли на берег. Отойдя от воды «сажень на сто», они развели костёр и грелись. На судне оставалось ещё несколько человек, среди них и монгольский посол Седик.

В этот момент монголы, которые, вероятно, следили за действиями русских, вероломно напали на послов, зверски убив всех, находившихся на берегу. После этого они попытались захватить дощаник, на котором находилось «государево жалованье», т.е. подарки Цысан-хану, но этого им сделать не удалось. Вероятно, монголы не давали сойти на берег посольству вплоть до 20 октября, когда возвратились, вместе с воинами Турухай-табунана (зятя Цысан-хана) русские служилые люди. После того, как тела погибших были преданы христианскому погребению, уцелевшие послы отправились в ханскую ставку.

Как оказалось, незадолго до прибытия русского посольства Цысан-хан скоропостижно скончался, и царским посланникам предстояло иметь дело с его вдовой, Тайкой, и зятем Турухай-табунаном. На самый первый вопрос, который был задан (естественно) новым монгольским правителям: кто и почему напал на мирных государевых посланцев? – был дан уклончивый и едва ли правдивый ответ. Мол, монголы подумали, что на дощанике находятся казаки, до того несколько раз тревожившие улусы Цысан-хана (одной из второстепенных задач монгольского посольства Цысана было просить русского Царя оградить их от случавшихся нападений казаков, и просьба эта была удовлетворена.) Было обещано, что если виновные обнаружатся, их наказать, однако Турухай-табунан ничего не обещал.

Когда же речь зашла о присоединении владений умершего Цысан-хана к России, его наследники вдруг заявили, что такого намерения у них нет, хотя они над этим предложением, может быть, и поразмыслят. А посольство, по версии Турухай-табунана и Тайки, было отправлено якобы с одной только целью – договориться с русским Царём о том, чтобы его казаки не тревожили ханских владений.

Приём, оказанный русскому посольству наследниками Цысан-хана, был не просто холодный – скорее, это было изощрённое издевательство. В совокупности 40 (!) недель провели русские послы в Забайкалье – 30 недель у Турухай-табунана, и ещё 10 у Тайки. Будучи на положении «почётных гостей», они должны были платить за всё, что им требовалось, монголам и, в конце концов, лишились всех своих средств. Наконец, когда «дорогие гости» разорились совершенно, им вручили, в качестве «ответного дара» русскому Царю, «чашу золотую невелику» (что, после богатых даров Цысан-хана и щедрого дара монгольским правителям русского Государя было не более чем насмешкой), и отправили восвояси. Однако на этом злоключения русского посольства не кончились. Уже в двух днях пути от ханской ставки сопровождавшая послов «охрана» напала на них и, ограбив (надо полагать, отобрав тайкину чашку), оставила, наконец, в покое. Впрочем, нельзя даже однозначно утверждать, намеревались ли ханские воины отпустить царских людей, или же им удалось убежать.

Гибель российского посольства на берегах Байкала привлекала внимание относительно большого количества учёных, выдвигавших различные версии. Некоторые даже склонны согласиться с той, которую предложил Турухай-табунан: русские послы были убиты по ошибке. Другие предполагают, что нападение было совершено ради грабежа, и только. Однако и тот, и другой вариант едва ли может быть признан удовлетворительным.

Великая степь, монгольский народ, долгое время бывший её безраздельным владыкой, имеет свои законы, и нарушать их осмеливались крайне редко (и ещё реже преступника ждал счастливый конец.) Данное Чингисханом законодательство (Яса), хотя и не выполнялось уже в XVII в. совершенно точно, но авторитет тех фундаментальных морально-правовых норм, которые были в ней заложены, никто оспаривать не осмеливался. Убийство послов, согласно Ясы, в представлении монголов, было тяжким преступлением – убийством человека, который тебе доверился, и та сторона, посланник которой был убит, имела право на жестокую месть. Причём месть эта могла быть направлена против целого народа (напомним, что официальной причиной набега монголо-татарской Орды Батыя на русские земли была казнь его посланников русскими.) Единственным возможным удовлетворением в данной ситуации могли быть головы убийц, причём отделённые от туловища в ходе весьма длительного и крайне неприятного процесса. Такая участь, несомненно, ждала любого из подданных всякого монгольского хана, осмелившегося поднять руку на посланных к нему представителей другого государства.

Утверждение, будто русские посланники были убиты «по ошибке», также крайне маловероятно. Степь имела (и имеет) не только свои законы, но и свои информационные каналы, по которым сведения доходят весьма и весьма быстро. Разумно предположить, что послы поддерживали сношения с ханской ставкой, находясь на русской территории в Сибири – и монголы прекрасно знали о том, что к ним направляется посольство Белого Царя. И потом, даже если те, кто убил Ерофея Заболоцкого (хотя, повторимся, это крайне маловероятно) и не понимали, на кого они нападают, то уж ханские сопровождающие, ограбившие русское посольство на обратном пути, не могли не знать, какие люди им были доверены. Единственным ответом, который объясняет поведение монголов, может быть только то, что Турухай-табунан и Тайка, в чьи руки перешла власть после смерти Цысана, были противниками союза с русскими. И их подданные ясно понимали, что за обиды царским служилым людям никого наказывать они не будут.

Вероятно, те, кто унаследовал от Цысан-хана власть, не унаследовали с нею его мудрого ума, исключительной политической интуиции, способности предвидеть наступающие события. Надо полагать, что ни Турухай-табунан, ни Тайка, в силу своей неопытности, не сумели разглядеть всё возраставшую угрозу со стороны молодой цинской империи, или, рассчитывая справиться с нею своими, явно для этого недостаточными, силами, или же вообще о ней не задумываясь. Потому и стремление Цысан-хана к объединению с Россией для совместного противостояния Китаю казалось им неразумным, чем и объясняется их весьма холодное отношение к послам русского Царя.

Как же отреагировал на это русский Самодержец, Алексей Михайлович? Ответные действия Государя были поистине христианскими. Заявив, что действия монголов объясняются якобы их неопытностью и наивностью, Царь не приказывает покарать оскорбивших его монголов (хотя, с точки зрения кочевников, он имел на это полное право.) Вместо этого принимается решение форсировать и одновременно поставить под контроль государства русское проникновение в Забайкалье. С одной стороны, выполнялась просьба почившего Цысан-хана о защите монгольских улусов от набегов казаков и иных, не слишком разборчивых в средствах, землепроходцев (государственный надзор над которыми усиливался.) Одновременно обеспечивалась защита русских людей, которые много раньше, чем посольство во главе с Ерофеем Заболоцким отправилось в Забайкалье, стали осваивать земли вокруг Байкала. Царь простил своих обидчиков, однако и не забыл о защите своих подданных.

Активизация русской переселенческой политики и, в скором времени, начало государственного строительства на забайкальских землях было непосредственно связано с убийством Ерофея Заболоцкого. Отряд Петра Бекетова численностью 300 человек (небывалое для Сибири число!) был отправлен вскоре после возвращения уцелевших посланников. Отметим, что сам Бекетов неоднократно наставлял своих казаков, говоря, что их экспедиция носит исключительно мирный характер. Создание столь крупного формирования было вызвано (о чём есть документальные свидетельства) недавней трагической гибелью русского посольства на байкальских берегах. Меж тем, именно казаками Бекетова был заложен ряд крупных городов Сибири, в том числе, и будущие административные центры русского Забайкалья. Если бы не убийство послов 7 октября 1650 г., то Пётр Бекетов не имел бы под своим началом столь мощный казачий отряд, освоение забайкальских территорий шло бы своим чередом, весьма медленно, в силу случавшихся столкновений местных жителей и русских переселенцев и казаков. Конечно, на двадцать-тридцать лет позже, чем это было сделано Бекетовым, были бы основаны новые остроги, и расставлены русские гарнизоны, однако тогда это, вполне вероятно, было бы уже безсмысленно. Маньчжуры, занятые в 1640-50-х гг. подавлением сопротивления в Китае, в 80-е гг. (т.е как раз спустя 30 лет), освободив все ранее задействованные там ресурсы (и, прежде всего, армии), устремятся в Забайкалье. Если бы к этому времени там не было хотя бы слаборазвитой русской государственной инфраструктуры, казачьих гарнизонов, сопротивляться цинским войскам попросту было бы некому.

Гибель русского посольства во главе с Ерофеем Заболоцким осенью 1650 г. стала началом новой эпохи в истории Забайкалья, времени, когда оно, став частью Русского государства, одновременно откроется и для проповедников Святого Православия, Истины Христовой. Кровь невинно убиенных русских людей, верных слуг своего Царя, стала семенем истинной Веры, Православной Церкви на забайкальской земле. И семя это даст добрые всходы, а затем и обильные плоды.

Освоение новых земель русскими людьми в принципе означало начало активной миссионерской деятельности, или христианизации, новых территорий. Процесс этот не всегда контролировался церковной или государственной властью, и потому (как, впрочем, и всегда в истории) общепринятые даты не всегда точно указывают время начала православной миссионерской деятельности. Сегодня принято считать, что Христианство, во всяком случае, Православное Христианство становится известным, и начинает постепенно распространяться в Забайкалье лишь в XVII в. Однако этот взгляд едва ли соответствует действительности. Известно, что ещё во времена Чингисхана некоторые монгольские племена (кераиты) исповедовали если и не Православие, то какие-либо отпавшие от него ереси. Так, среди монголов, было немало несториан. Завоевательные походы Чингисхана не могли не повлиять на его подданных и в религиозном отношении. Сношения основанной Батыем Золотой Орды с Великой Монголией были достаточно активными (особенно в начальный период), а в золотоордынской столице, Сарае, была православная епископская кафедра. На забайкальской земле ещё в XIII в. побывал Св. Блгв. кн. Александр Невский. Сколько русских – православных – пленников было угнано за почти триста лет монголо-татарского ига в Монголию, неизвестно, но количество их явно было значительным, что также должно было отразиться, пусть и поверхностно, на религиозном облике Монголии. О Православии в Сибири знали задолго до того, как в Тобольске была учреждена архиерейская кафедра (сентябрь 1620 г.). Нужно учитывать ещё и то, что почти до конца XIX в. такие понятия, как «православный» и «русский» в принципе не разделялись, и потому русское освоение Забайкалья означало одновременно и православное освоение забайкальских земель. И ещё до того, как Патриархом всея Руси было благословлено начать устраивать монастыри в «Даурской земле», в Забайкалье могли возникать монашеские обители. Кто были те иноки, которые служили Богу в основанных в Забайкалье после похода Бекетова монастырях, мы, наверное, узнаем только в вечности. Однако факт существования таких обителей подтверждается документально.

В 1681 г., по благословению Патриарха Иоакима и всего Освященного Собора, и по решению благочестивого Царя Феодора Алексеевича в Забайкалье была направлена первая православная миссия, в современной литературе обыкновенно именуемая Даурской миссией, как будем далее называть её и мы. Цель миссионеров, «людей духовных…добрых и учительных», определена была Собором следующим образом: «приехав в Дауры (т.е. Забайкалье. – Авт.), в Селенгинском и в иных даурских городах и острожках иноверцев всяких вере к истинной православной христианской призывать, поучая от Божественных Писаний со всяким тщанием и прилежанием, безленностно, и крестить во имя Отца и Сына и Святаго Духа, и приводить к тому иноверцев, без тщеславия и гордости, с благоучительным намерением, без всякого озлобления…, чтобы от каких слов…иноземцев чем не отлучить, а святого дела не отвратить». Царь особо оговаривал необходимость развития противораскольнической деятельности. В то время старообрядцы, не желая подчиниться священноначалию, убегали из областей центральной России «в пустыню», и порой опережали православное духовенство и мирян. Примечательно, что Собор Русской Православной Церкви, и с ним и благочестивый Государь Феодор Алексеевич, предписывают относиться к людям, живущим на недавно включённых в состав России землях как к своим братьям, отвергая всякую попытку насилия в деле евангельской проповеди.

Возглавил Даурскую миссию, в составе которой было двенадцать человек, игумен Феодосий, один из основателей Санаксарского Рождества-Богородичного монастыря, человек высокодуховной жизни. Кроме него, в Забайкалье отправились: иеромонах (впоследствии – игумен) Макарий, иеродиакон (впоследствии – архимандрит) Мисаил, иеромонах Серафим, два иеромонаха Иосифа, иеродиакон Трифиллий, монашествующие: Зосима, Иона, Тихон, Филарет, Иоасаф. Первые миссионеры, призванные благовествовать жителям Забайкалья истинную православную Веру, получили от Государя и Царицы богатые дары, среди которые, вероятно, наибольшую ценность представлял Св. Крест «сребропозлащённый», с частицами Животворящего Древа Креста Господня, и мощами многих святых. Также в дар Даурской миссии были преподнесены драгоценные ризы, богато украшенное Евангелие и многое другое. Миссионерам было велено основать на Селенге, в том месте, которое они сами сочтут удобным, монастырь во славу Живоначальные Троицы.

11 мая 1681 г. на левом берегу Селенги, у речки Пьяной (прозванной так за её извилистое течение), был основан Троицкий Селенгинский монастырь. Место было выбрано отнюдь не случайно – по имеющимся сведениям, ранее здесь уже существовала православная монашеская обитель. Как уже было отмечено выше, порой монастыри возникали и без распоряжения церковных властей, когда Сам Господь зажигал сердца верных Ему стремлением к иноческой жизни. В том же, 1681-м, году, в память о вероломно убитых русских послах и для совершения заупокойно о них молитвы, вблизи их могил была основана Пустынь, подворье Троицкого Селенгинского монастыря, получившее название Посольской. Первыми насельниками пустыни, вероятно, были иеромонах Макарий, иеродиакон Трифиллий и монах-старец Филарет. Трудами монашествующих была воздвигнута часовня во имя Свт. Николая Мирликийского, и потому первоначально пустынь именовалась Свято-Никольской. Так, по воле Божией, над могилами убиенных за Веру, Царя и Отечество государевых людей был основан монастырь, который в будущем получит имя Посольского Спасо-Преображенского, став подлинным светильником правой Веры для всех, окутанных тьмой язычества и раскола.